— Пост и цитата недели John Fields —

Воспоминания детства были ему очень дороги, и он не хотел омрачать их грустью. В его памяти каждый день Детства был словно залит ярким, ровным солнечным светом, ему казалось, будто несколько солнечных лучей, даже не лучей, а точечек света, долетавших из тех далеких дней, временами придавали особую прелесть его работе, скрашивали одиночество его холостяцкой квартиры и оживляли монотонное однообразие его жизни.

Hey Brother!

– Почему ты сюда приходишь каждый день?
Вопрос бродяги прозвучал вяло и невыразительно. В сгущавшихся сумерках было не рассмотреть его лица, но вот тусклые лучи заходящего солнца, долетевшие из глубины улицы, осветили смотревшие прямо на Джона Филдса безнадежно-насмешливые глаза – будто вопрос был задан не ему лично, а тому необъяснимому беспокойству, что затаилось в его душе.
– С чего это ты вдруг спросил? – Голос Джона Филдса прозвучал довольно неприязненно.
Бродяга стоял, прислонившись к дверному косяку, в осколке стекла за его спиной отражалось желтое, отливающее металлом небо.
– А почему это вас беспокоит? – спросил он.
– Да ничуть, – огрызнулся Джон. Он поспешно сунул руку в карман. Бродяга остановил его и, попросив десять центов, начал говорить дальше, словно стремясь заполнить один неловкий момент и отдалить приближение другого. В последнее время попрошайничество на улице стало обычным делом, так что внимать каким-то объяснениям было совсем не обязательно, к тому же у Джона не было никакого желания выслушивать, как именно этот бродяга докатился до такой жизни.
– Вот возьми, купи себе чашку кофе. – Джонни протянул монету в сторону безликой тени.
– Спасибо, сэр, – сказал бродяга равнодушным тоном. Он наклонился вперед, и Джон рассмотрел изрезанное морщинами, обветренное лицо, на котором застыла печать усталости и циничного безразличия. У бродяги были глаза умного человека.
Джон Филдс пошел дальше, пытаясь понять, почему с проходя возле "Per Se" его всегда охватывает какой-то необъяснимый, беспричинный страх. Нет, даже не страх, ему было нечего бояться, просто непреодолимая смутная тревога, беспричинная и необъяснимая. Он давно привык к этому странному чувству, но не мог найти ему объяснения; и все же бродяга говорил с ним так, будто знал, что это чувство не давало ему покоя, будто считал, что оно должно возникать у каждого, более того, будто знал, почему это так.
Джон Филдс расправил плечи, пытаясь привести мысли в порядок. "Пора с этим покончить", – подумал он; ему начинала мерещиться всякая чепуха. Неужели это чувство всегда преследовало его? Ему было двадцать восемь лет. Он напряг память, пытаясь вспомнить. Нет, конечно же, не всегда, только с того момента, как узнал, кто работает в этом проклятом ресторане. Это чувство возникало внезапно, но в последнее время значительно чаще, чем когда бы то ни было. "Это все из-за усталости, – подумал Джон, – надо больше спать".
В сгущавшемся мраке тучи на небе и очертания строений становились едва различимыми, принимая коричневатый оттенок, – так, увядая, блекнут с годами краски на старинных холстах. Длинные потеки грязи, сползавшие с крыш высотных зданий, тянулись вниз по непрочным, покрытым копотью стенам. По стене одного из небоскребов протянулась трещина длиной в десять этажей, похожая на застывшую в момент вспышки молнию. Над крышами в небосвод вклинилось нечто кривое, с зазубренными краями. Это была половина шпиля, расцвеченная алым заревом заката, – со второй половины давно уже облезла позолота.
Этот свет напоминал огромное, смутное опасение чего-то неведомого, исходившего неизвестно откуда, отблески пожара, но не бушующего, а затухающего, гасить который уже слишком поздно.
"Нет, – думал Джон – город выглядит совершенно нормально, в его облике нет никакого знака судьбы".
Парень пошел дальше, напоминая себе, что сегодня случится то о чем он мечтал много лет. Он был далеко не в восторге от того, что ему предстояло, но он должен был это сделать, поэтому решил не тянуть время и ускорил шаг.
Он завернул за угол. Высоко над тротуаром в узком промежутке между темными силуэтами двух зданий, словно в проеме приоткрытой двери, он увидел табло гигантского календаря.
Табло было установлено в прошлом году на крыше одного из домов по распоряжению мэра Нью-Йорка, чтобы жители города могли, подняв голову, сказать, какой сегодня день и месяц, с той же легкостью, как определить, который час, взглянув на часы; и теперь белый прямоугольник возвышался над городом, показывая прохожим месяц и число. В ржавых отблесках заката табло сообщало: 01/12/2015.
Филдс отвернулся. Ему никогда не нравился этот календарь. Он не мог понять, почему при виде его им овладевало странное беспокойство. Это ощущение имело что-то общее с тем чувством тревоги, которое накатывалось на него, когда он проходил возле ресторана; оно было того же свойства.
Ему вдруг показалось, что где-то он слышал фразу, своего рода присказку, которая передавала то, что, как казалось, выражал этот календарь. Но он забыл ее и шел по улице, пытаясь припомнить эти несколько слов, засевших в его сознании, словно образ, лишенный всякого содержания, который он не мог ни наполнить смыслом, ни выбросить из головы. Он оглянулся.
Белый прямоугольник возвышался над крышами домов, глася с непреклонной категоричностью: 01/12/2015.
Джон перевел взгляд вниз, на улицу, на ручную тележку зеленщика, стоявшую у крыльца сложенного из красного кирпича дома. Он увидел пучок золотистой моркови, опрятную белую занавеску, развевающуюся в открытом окне, и лихо заворачивающий за угол автобус. Он с удивлением отметил, что к нему вновь вернулись уверенность и спокойствие, и в то же время внезапно ощутил необъяснимое желание, чтобы все это было каким-то образом защищено, укрыто от нависающего пустого неба.
Он шел по Пятой авеню, не сводя глаз с витрин. Он ничего не собирался покупать, ему просто нравилось рассматривать витрины с товарами – бесчисленными товарами, изготовленными человеком и предназначенными для человека. Он любовался оживленно-процветающей улицей, где, несмотря на поздний час, бурлила жизнь, и лишь немногие закрывшиеся магазины сиротливо смотрели на улицу темно– пустыми витринами.
Джон не знал, почему он вдруг вспомнил о дубе. Вокруг не было ничего, что могло бы вызвать это воспоминание. Но в его памяти всплыли и дуб, и дни летних каникул, проведенные в доме деда. С дедом Джон провел большую часть своего детства.
Огромный дуб рос на холме недалеко от дома дедули. Джон Филдс, которому тогда было семь лет, любил убегать, чтобы взглянуть на него.
Дуб рос на этом месте уже несколько столетий, и Джон думал, что он будет стоять здесь вечно. Глубоко вросшие в землю корни сжимали холм мертвой хваткой, и Джону казалось, что если великан схватит дуб за верхушку и дернет что есть силы, то не сможет вырвать его с корнем, а лишь сорвет с места холм, а с ним и всю землю, и она повиснет на корнях дерева, словно шарик на веревочке. Стоя у этого дуба, он чувствовал себя в полной безопасности; в его представлении это было что-то неизменное, чему ничто не грозило. Дуб был для него величайшим символом силы.
Однажды ночью в дуб ударила молния. Джон увидел его на следующее утро. Дуб лежал на земле расколотый пополам, и при виде его изуродованного ствола Джонни показалось, что он смотрит на вход в огромный темный тоннель. Сердцевина дуба давно сгнила, превратившись в мелкую серую труху, которая разлеталась при малейшем дуновении ветра. Живительная сила покинула тело дерева, и то, что от него осталось, само по себе существовать уже не могло.
Спустя много лет Джон узнал, что детей нужно всячески оберегать от потрясений, что они должны как можно позже узнать, что такое смерть, боль и страх. Но его душу обожгло нечто другое: он пережил свое первое потрясение, когда стоял неподвижно, глядя на черную дыру, зиявшую в стволе сваленного молнией дерева. Это был страшный обман, еще более ужасный оттого, что Джон не мог понять, в чем он заключался. Он знал, что обманули не его и не его веру, а что-то другое, но не понимал, что именно.
Он постоял рядом с дубом, не проронив ни слова, и вернулся в дом. Он никогда никому об этом не рассказывал – ни в тот день, ни позже.
Джон с досадой мотнул головой и остановился у края тротуара, заметив, что светофор с ржавым металлическим скрежетом переключился на красный свет. Он сердился на себя. И с чего это он вдруг вспомнил сегодня про этот дуб? Дуб больше ничего для него не значил, от этого воспоминания остался лишь слабый привкус грусти и – где-то глубоко в душе – капелька боли, которая быстро исчезала, как исчезают, скатываясь вниз по оконному стеклу, капельки дождя, оставляя след, напоминающий вопросительный знак.
Воспоминания детства были ему очень дороги, и он не хотел омрачать их грустью. В его памяти каждый день Детства был словно залит ярким, ровным солнечным светом, ему казалось, будто несколько солнечных лучей, даже не лучей, а точечек света, долетавших из тех далеких дней, временами придавали особую прелесть его работе, скрашивали одиночество его холостяцкой квартиры и оживляли монотонное однообразие его жизни.
Джон вспомнился один летний день, когда ему было девять лет. Он стоял посреди лесной просеки с лучшей подругой детства, и она рассказывала, что они будут делать, когда вырастут. Она говорила взволнованно, и слова ее были такими же беспощадно-ослепительными, как солнечный свет. Он слушал ее с восторженным изумлением и, когда она спросила, что бы он хотел делать, когда вырастет, ответил не раздумывая:
– Только то, что правильно. – И тут же добавил: – Ты должна сделать что-то необыкновенное… я хочу сказать, мы вместе должны это сделать.
– Что?
– Я не знаю. Мы сами должны это узнать. Не просто, как ты говоришь, заниматься делом и зарабатывать на жизнь. Побеждать в сражениях, спасать людей из пожара, покорять горные вершины – что-то вроде этого.
– А зачем?
– В прошлое воскресенье на проповеди священник сказал, что мы должны стремиться к лучшему в нас. Как по-твоему, что в нас – лучшее?
– Я не знаю.
– Мы должны узнать это.
Она не ответила. Она смотрела в сторону уходящего вдаль железнодорожного полотна.
Джон Филдс улыбнулся. Двадцать лет назад он сказал: "Только то, что правильно". С тех пор он никогда не сомневался в истинности этих слов. Других вопросов для него просто не существовало; он был слишком занят, чтобы задавать их себе. Ему все еще казалось очевидным и предельно ясным, что человек должен делать только то, что правильно, и он так и не понял, как люди могут поступать иначе; понял только, что они так поступают. Это до сих пор казалось ему простым и непонятным: простым, потому что все в мире должно быть правильно, и непонятным, потому что это было не так. Он знал, что это не так. Размышляя об этом, Джон завернул за угол и подошел к огромному зданию.
Небоскреб горделиво возвышалось над всей улицей. Джон всегда улыбался, глядя на него. В отличие от домов, стоявших по соседству, стекла во всех окнах, протянувшихся длинными рядами, были целы, контуры здания, вздымаясь ввысь, врезались в нависавший небосвод; здание словно возвышалось над годами, неподвластное времени, и Джону казалось, что оно будет стоять здесь вечно.
Входя в здание, Джон испытал чувство облегчения и уверенности в себе. Здание было воплощением могущества и силы. Мраморные полы его коридоров были похожи на огромные зеркала. Матовые, прямоугольной формы светильники щедро заливали пространство ярким светом.
Джон нажал кнопку лифта, двери открылись. 102 этаж. Кабинка поднималась медленно, словно  говорила: "Ты действительно этого хочешь? Подумай. Еще есть шанс сойти из дистанции". Но это не будет правильно, а Джон всегда поступает правильно.
Двери открылись, возле входа на него ждал дворецкий.
- Здравствуйте, я из "Скорой", кому плохо? - он мельком показал свое удостоверение.
- Простите, но мы не вызывали вас.
- Как нет? Нам поступил звонок, что в мистера Холта острая боль в животе.
- Но... но мистера Холта нет дома.
- Как это нет? Значить будем оформлять ложный вызов, я правильно понял?
Воспользовавшись моментом, Джон пробрался внутрь пентхауса.  Самую тяжелою задачу он выполнил теперь только надо продержатся до прихода отца.

— Игрок недели Robert Holt —

— Цитата недели Michael Clarke —

Сказать, что Майкл был в шоке - это ничего не сказать. Бедный программист не знал, куда себя деть и как реагировать на все это представление одного актера. В тот момент Кларк скорее бы поверил, что перед ним агент МИ6 под амфетамином, чем миллиардер, филантроп и просто крутой парень - Чарльз Фостер.

— Пост недели Charles Foster —

Business offer

В большом бизнесе есть два типа успешных людей: те, кто всего добились сами и те, кто уже родились в шелковых пеленках. Первые любят играть роль друга всего мира. Они выступают против вырубки тропических лесов, запускают в космос бюджетные ракеты и жертвую миллионы на борьбу с голодом в Африке. Вторые так не заморачиваются им наплевать, что о них подумает пресса и инвесторы, у них уже есть имя, их бизнес работает и главная их задача – не мешать.
Не сложно догадаться в какую группу попал наследник империи Фостер. В начале своего правления Чарльз больше времени проводил на яхте в окружении моделей, чем в кресле руководителя, он особо не вникал в дела фирмы, понимаю, что все работает как двигатель спорткара и ему не о чем волноваться. Но ключевые слова здесь «вначале карьеры».
Не без помощи своего всем сердцем любимого дяди, Чак понял, что не хочет просто быть наследником империи, он хочет руководить, быть императором, хочет, чтобы его имя ассоциировалось с компанией так само как Рим с Юлием Цезарем, а для этого нужна команда.
Год ушел на то чтобы Чарльз определился с дальнейшим курсом развития Foster Organization, со средствами достижения поставленных целей и провел чистку ближайшего окружения. «Я хочу быть уверен в своих людях не на восемьдесят или девяносто девять процентов, а на все сто и точка», - говорил он адвокату, когда тот забегал в кабинет с воплями: «Как ты мог уволить Карла, Джима, Серхио?!». Старый еврей крутил пальцем у веска и пытался донести Чарльзу мысль, что не все такие мудаки как его дядя, что люди, которые работают в компании десятилетиями будут верны ему в такой же самой степени, как и отцу, но паранойю Чарльза было уже не остановить. О чистке в рядах Foster Organization говорили на всех телеканалах, адвокаты ночевали в залах суда, отбиваясь от исков поданных обиженными сотрудниками, а акции упали до рекордной отметки. Все были уверены, что это конец, но нет, это было затишье перед бурей. Постепенно команда мечты набиралась, Чарльз обзавелся новыми знакомыми, партнерами и те, кто еще вчера говорили, что Foster Organization умерла вместе с Бартом, сегодня рукоплещут Чарльзу.
«Но это все может повторить судьбу Титаника, если я не найду замену еврею».
Чарльзу нужен не просто адвокат с громким именем, ему нужен… камикадзе, тот, кто не побоится взяться за дело, потому что вероятность победить в процессе равна нулю. Брайнин однажды сказал: «Ты знаешь, почему некоторые адвокаты не проигрывают? Потому что они могут выбирать себе дело, забери у них эту возможность, и ты больше не услышишь: «Я побеждаю уже в двадцатом деле подряд»». Чаку очень хотелось верить, что мисс Майерс не из тех, кто будет гоняться за статистикой и коллекционировать какие-то не понятные титулы, но, увы, это пока невозможно узнать. В прочем это сейчас не так и важно.
Ответ Джейн заставил на несколько секунд отвлечься Чарльза от изучения меню. И даже улыбнутся, если скупое движение уголками рта можно так назвать. «А она действительно умна». Не то чтобы Фостер думал, что мисс Майерс не сможет и двух слов до купы связать, но вот то, как дама поменяла ракурс разговора – не каждый так может.
- Действительно, что-то слишком много чести для обычного клерка. – Расшифровывается сказанное как: «Что мы все об этом неудачнике Адамсе, давай лучше о деле».
Чарльзу было достаточно одного взгляда, чтобы официант со скоростью Флэша оказался возле столика.
- Скажи Холту, что мне то, что всегда я заказываю на бизнес ужине.
Фостер все-таки вспомнил о правилах этикета, а именно о пункте из трех блюд: холодное, горячее и десерт, но вызвано это не тем, что мисс Джейн удалось растопить сердце Чарльза, а не желание выбирать за кого-то «Не на романтической встрече все-таки».
- Пока шеф-повар занят нашим заказом, скажите мисс Майерс, почему вы засели в Комиссии по ценным бумагам и биржам?
Хотя интимной переписки с принцем Великобритании Майкл не обнаружил, но вот биографических данных нашел больше чем надо. В документе, отправленном Чаку, был даже список болезнь, которыми Джейн переболела еще в детстве, что уже говорить о таких валявшихся на поверхности фактах как, брат-позор семьи и успешной адвокатской карьере отца.
- Неужели боитесь, что из-за известной в определенных кругах фамилии от вас будут требовать больше чем от остальных?
Чарльз знал, о чем спрашивает, он как никто другой знает, что такое родится в известной семье. «И почему все думают, что дети успешных родителей обязательно должны быть лучше остальных?». На этот вопрос однажды постарался ответить один из его друзей в колледже, но Чак тогда с ним но согласился.

— Игрок недели Robert Holt —

— Цитата и пост недели Paul Day —

[The confused history] Choose someone else

Если не вдаваться в мелочи организации или личные качества, наркоторговцев не хуже офисных крыс можно было разделить на две категории - нервные и спокойные. Причем, самих-самих участников разделения нельзя было приписать к какой-то одной касте, поскольку и телом, и мыслью они принадлежали случаю. Один и тот же перевозчик сегодня мог быть беспристрастным и даже немножко отвлеченным от статей, по которым его спустят вниз по канализационным трубам международных законов в случае неудачи, а завтра, например, уже сам смывать неугодно мешающихся под ногами вместе со страховкой, паспортами и имуществом в узкий, но на практике вместительный первый попавшийся унитаз. Пол, будучи в этом бизнесе не первый год, старался не попадать в непредсказуемую категорию импульсивных. Он уже был не в тех годах, чтобы размахивать пистолетом над головами подчиненных, истерически вопя об их обязанностях перед финансовой пирамидой картеля. Статус и положение обязывали его к взвешенным и хладнокровным решениям, что в силу рода деятельности для любого даже самого сдержанного человека оказалось бы титаническим трудом.
Но даже Пола иногда несло.
На этот раз таким катализатором раздражения стали псы с DEA.
Дерьмо. Кто бы мог подумать?
Пол откинув голову на спинку кресла и закрыв глаза, опять вернулся мыслимы в Порт. Он снова и снова разбирал по кадрам то, что произошло первого июня.
Сначала контейнер со скрипом выгрузили на причал, накатывающий от предельно гадкого настроения капитана легкий флер тревоги едва слышно отстукивал по вискам Дея ускоряющий темпы ритм. Невидимый ударник настолько вошел в раж, пока контейнер разворачивали фасом к освещению, отстегивали тросы и сворачивали кухню транспортировки крупногабаритного тоннажа, что к моменту вскрытия, кульминационно заглох, как только с металлической двери слетели скрепляющие петли и, сначала правая, а затем левая, створки отъехали. В нос моментально ударил пьянящий кофейный запах, едва ли сочетающийся с белой пудрой, сквозняком порхнувшей на свежий воздух причала поэтичными завитками мерцающей звездной пыли. В эту минуту ночь оказалась непреодолимо тихой хозяйкой, ласковой штилем в заливе перед штормом.
Под ноги высыпалось около шести килограммов сыпучей вместительности контейнера. Ни в мыслях, ни в мечтах, ни один из собравшихся не осмелился бы назвать это товаром, один только Дэниэл  с его сингулярной линейностью, что-то вздохнул про снег на Аляске. Пол застыл, глядя себе под ноги. В его планах было принять товар, проконтролировать, чтобы его погрузили в фургоны и отправили на "склад", для дальнейшего распределения в розницу и по заказчикам, транспортирующим кубинскую дорожную пыль вглубь американского континента. Но чтобы миллионные вложения вот так просто сыпались ему под ноги, Дей, мягко выражаясь, не привык. Рядом собравшиеся коллеги замерли в тишине, опасаясь сунуться куда-то дальше внутрь контейнера или смотреть на советника, гамма эмоций на лице которого не предвещала ничего хорошего. В несоответствующей сценарию постановке, Пол, словно натянутая до предела струна, как-то по инерции подался вперед, наступив на порченные килограммы и, придерживаясь за правую створку, заглянул в контейнер - тридцать кубометров капитала пикассовкой кистью были размазаны вдоль и поперек хранилища, вперемешку с экспортируемым кофе, повсеместно размежеванного упаковочным материалом. Капитан бросился бежать. Люди Альварро подхватили его сразу же, прижав к асфальту аргументом кулачного боя с применением весовой категории огнестрельного оружия, когда Пол в кислом тумане повернулся спиной к контейнеру, озвучивая вполне живописно разъясняющее обстоятельства:
- Блять.
Он знал, что куратор расстроиться. Ни одному серьезному делопроизводителю не понравится, когда в его чистую и отработанную схему приходится вносить коррективы, причем сразу же по мету происшествия. До рассвета теперь нужно было уладить множество вопросов, если Тихуанский картель в ближайшем будущем не собирался поставлять ароматизированный кокс в США с гранулированным кофе в качестве довеска. Пол еще раз зашел в контейнер, титаническими усилиями стараясь сдержать свой гнев, чтобы не похерить уже похеренный товар, и вышел оттуда к Кенни, прикрывая свинцовой рукой уставшие глаза. Ни сигареты, ни тонкий юмор шотландца, не привели бы его в чувство так, как подвешенные за яйца упаковщики, фасовщики и транспортировщики его нелегального труда. Пиппе суетился в непонятках, то ли ему разбираться с капитаном, то ли искать в ночи по всему порту хозяйственный магазин с лопатами, ведрами и прочим инвентарем к своевременному соскребанию кокса со стен контейнера. Подойти к советнику он не решался, моргая на своих людей, чтобы держались как можно дальше от Пола. А затем на вечеринку ворвались хорошие парни, и проблема с кофе и кокаином решилась сама собой. Какое-то время Тухуанские псы питались бороться за товар, но рыцарей ордена Закона и Порядка было слишком много. Было принято решение бросить товар.
На следующий день Пол узнал, что все-таки пятерых членов картеля удалось поймать.
«Роберто, Висенте, Лоренсо, Педро и Альфонсо», - сообщил Мартин.
«Нам следует волноваться?», - поинтересовался Пол.
«Нет, они, скорее собственные языки съедят, чем что-то расскажут, этим псам».
Пол в этом и не сомневался. За годы сотрудничества с Альварро он а многое насмотрелся Однажды один из мексиканцев на его глазах застрелил собственную сестру так как она случайно подслушала разговор с куратором, а о том сколько членов картеля заканчивают жизнь самоубийством, как только попадают в руки правоохранительных органов – и говорить не стоит. Но на этот раз картелю не было выгодно чтобы «Фантастическая пятерка» сожрала собственные языки.
- Пол, к тебе пришли.
Приятный женский голос заставил советника вынырнуть из воспоминаний. Он вопросительно посмотрел на девушку.
- Это по поводу капитала и Артура. Дама представилась адвокатом друга Ла Фамилии.
«Интересно».
Ричи хоть и идиот, но у него есть деньги и связи, которыми глупо было не воспользоваться, когда дело запахло тюрьмой строго режима. Но вот, то, что у него хватит мозгов прийти к нему – это уже интересно.
- Впусти ее, но можешь предупредить, что я не в настроении.
Девушка поспешно закрыла за собой дверь, а Пол развернулся к окну. Ночной Нью-Йорк успокаивал его.
Через некоторое время дверь опять открылась.
- И в чем на этот раз обвиняет меня Артур? Бармен сам от него ушел, я здесь ни при чем, - все так же рассматривая картину за окном поинтересовался Пол. Включать режим снежинки – не было смысла. О том, что Ричи и Дей – враги знает каждый второй в этом штате.

Если не вдаваться в мелочи организации или личные качества, наркоторговцев не хуже офисных крыс можно было разделить на две категории - нервные и спокойные. Причем, самих-самих участников разделения нельзя было приписать к какой-то одной касте, поскольку и телом, и мыслью они принадлежали случаю. Один и тот же перевозчик сегодня мог быть беспристрастным и даже немножко отвлеченным от статей, по которым его спустят вниз по канализационным трубам международных законов в случае неудачи, а завтра, например, уже сам смывать неугодно мешающихся под ногами вместе со страховкой, паспортами и имуществом в узкий, но на практике вместительный первый попавшийся унитаз.

— Игрок недели Jack Meyers —

— Пост недели, цитата недели и игрок недели Jane Morrigan —

[The confused history] Choose someone else

- Чай, - с любезной улыбкой дала наконец свой лаконичный ответ Джейн. По правде говоря, она искренне верила, что уже прокололась минутой ранее в своей любви к подкрашенному кипятку, однако, как нередко с дамой бывает, держа в голове множество фактов, подумать-то подумала, да не сказала. А может, просто привыкла, что секретарша читает её мысли. Досадное упущение для окружающих, как-то живущих без этого умения. Досадное упущение для самой Морриган – излишне много болтать, отходя от насущных проблем, когда не хочется их решать. И коль скоро Пол Дэй в действительности имел право называть свою собеседницу коллегой, то уж ему было не понаслышке известно о такой стороне профдеформации, когда язык сложно удержать за зубами, а из одного скупого предложения устроить целую дискуссию. После подобного захотелось как можно скорее исправить подобный прокол, благо мужчина с присущим (или симулируемым) тактом или в порыве джентльменских чувств закрывал глаза на дамские слабости. Ну просто душка, ещё бы хорошего раба подогнал, цены бы не было.
- Уверяю, для вас мое предложение покажется сущим пустяком.
Дабы не быть голословной, заработавшаяся, но ещё не уработанная Джейн наконец приоткрыла свой ящик Пандоры и извлекла ту самую в меру пухлую папочку, словно волшебник, достающий белого кролика из шляпы. Морриган при этом уже технически отточенном жесте не подняла взгляд на Пола, увлеченная бумагами более чем. Дама сразу обозначила свое мнение касательно умственных способностей мистера Дэя, поэтому ей не требовалось лицезреть неменяющееся выражение лица советника – он же явно понимал, что к нему не на чай и околосветскую беседу заскочили. Джейн почти ласково перебирает пальчиками сгруппированные особым образом и закрепленные вместе листы: на каких-то болтались яркие стикеры, а где-то, где располагались огромные, перегруженные тоннами чисел таблицы, виднелись пометки красной ручкой – словом, было видно, что материал тщательно разобрали. Избегая такого красивого и пафосного швыряния бумаг прямиком в голову оппонента, коими пестрят многие сериалы, Морриган аккуратно положила на стол перед полом неоспоримые в зависимости от представления доказательства не его причастности к проколу Артура Ричи, но к куда более глобальным нарушениям общественной безопасности вроде прямой связи с наркокартелем или работорговля. При желании подробно изучить сие занимательное чтиво мужчина наткнется на массу интересного, где-то даже мелькали кадры из видеозаписей. Если дойдут до обсуждения таковых, Джи обязательно отметит, как удачливый американец выгодно смотрится в компании мексиканцев. Особенно в профиль. Иметь в друзьях бывшего члена АНБ чертовски приятно.
- Если верить прессе, - шутливо повторяя чужие слова, начала барышня, - то в картелях водится достаточно народу, чтобы отдать парочку на корм полицейским. Думаю, мистер Торо одобрит такую небольшую цену, чтоб не обрекать себя на множество проблем.
Вот теперь-то пошел черед за вскрытием козырей – осторожно, по одному. Но делать это было ужасно приятно.
Освободившись от ценного груза, Джейн устроилась поудобней – возможно, ей ещё предстоит обождать, пока Пол удосужится прочесть принесенные от старого конкурента подарочки.
- Прошу простить мне мои манеры. Совершенно забыла представиться со своим праведным гневом и негодованием. Джейн Морриган, можно просто Джейн – не люблю формальности.
Не то чтобы мадам изменила настроение, но коль скоро всё пока складывалось в рамках допустимого, почему было бы не поспособствовать установлению контакта. Правда, «пока» - понятие растяжимое.

Морриган широко добродушно улыбнулась, без мнимой надежды расположить к себе собеседника просто потому что. Возможно, внешне казалось, что в её глазах подопечный Чарльза не просто выглядел больным ублюдком, а кем-то похуже, но в любом случае к такому проявлению «ублюдочности» Джи относилась снисходительно, даже можно сказать, что положительно. Не то чтобы про её детство тоже можно было сочинять небылицы, украшая их историями о том, что она сосуществовала бок о бок с психами, но к людям с весьма своеобразным сортом тараканов в голове рыжеволосая служительница местного Станниса уже привыкла – один из них даже был родным братом дамы. И если сравнивать вечно смолящего нелюдимого мизантропа в самом расцвете сил и депрессии с вполне себе веселым и жизнелюбивым Майклом Кларком, не оброненным большим грузом серьезности и занудства, мадемуазель Морриган даст 10 очков Когте… черт, они же оба оттуда.
[The confused history] I need your help

— Пост недели Charlotte Roxford —

Cha-Ching

Как только дамские пальчики очертили круг, в котором, по правде говоря, вряд ли что-то мог увидеть смущающийся детектив, сколько бы усилий не приложил, Шарлиз как будто бы отвлеклась, и взгляд её собственных голубых глаз вдруг сменил направление, медленно скользнув по вытянутой вперед мужской руке, цепляясь за виднеющуюся косточку в районе запястья и мелкие складки одежды, чтобы пройдясь вверх по шее, остановиться на… Как бы не менее поэтично ответить, в очередной раз не упоминая лазурное небо Куинджи, чтобы описать этот прелестный синий отблеск, которому было виной несколько скудноватое освещение? Шарлотта чуть повернула голову вправо и без каких-либо зазрений совести из-за нарушенных правил приличий внимательно смотрела на Роберта, так с ходу и не сумев подобрать достаточно точного описания. Быть может, это было проявление лишь профессиональной привычки, но, во всяком случае, оказаться под пристальным взглядом обычно не очень-то приятно. Но мистеру Холту, казалось, совершенно ничто не мешает, он даже что-то вещал – Роксфорд абсолютно ничего не слушала, и обернись к ней детектив, то вместо промелькнувшего было интереса узрел бы нечитаемые взгляд, и лишь только на дне эти дрянных и обманчиво чистых глаз плескались фальшь и нечто такое, о чем Роберту пока было знать совершенно ни к чему.
- Очень занимательно, - понизив на полтона голосок, произнесла Шарлотта.
Кто бы мог подумать, что детектив полиции может похвастаться пунцовыми щечками, которые вскоре смогут перегнать полотно уважаемого Беренса по яркости красных оттенков. Даже при всем своем самомнении Шарлиз поначалу думала, что необычно быстрая смена цвета лица говорит либо о плохом самочувствии, либо о негодовании от того факта, что полицейскому втюхали подделку, вкупе с его собственными потугами постичь тайны мошеннического мироздания. Но чем активнее Роберт начинал сверлить задумчивым взглядом картину, тем больше златовласка убеждалась в неверности своей теории и боялась за полотно, в котором вот-вот появится выжженная дыра. Не сказать, что ей это не льстило, но однозначно радовало ещё и тем, что видимых осложнений пока не намечалось.
Реставратор улыбнулась. Искренне, не задумываясь о том, как выглядит со стороны, за что её несомненно бы отругал Говард, всегда возмущающийся на тему того, что Шарлотте стоило бы следить за собой, смягчая от природы резкую и от того кажущуюся не меньше, чем просто «коварной» улыбку. Но сейчас это отчасти отображало действительность. Отчасти. И было преждевременно и как-то неуместно, но Шарлиз не сразу заметила небольшой перепад в настроении детектива, если так можно выразиться. И даже спохватиться было поздно, благо Роберт вновь вернул обсуждение в первоначальное русло прежде, чем Роксфорд попыталась извиниться за то, что натолкнула полицейского на его не самые хорошие воспоминания.
- Да, именно в этом и дело. Автор этой картины использовал кисти, тогда как мистер Беренс… - Роксфорд на мгновение замялась, пытаясь подобрать правильные слова. Вряд ли терминологически правильное обозначение используемого инструмента будет для Холта больше, чем просто набор букв, но объяснение вместе с лекцией о живописи так и рвались наружу, желаемые быть услышанными. – Использует специальный нож. К такому следует приноровиться, поэтому профессионалу иногда проще с помощью кисточки воссоздать нужную технику. Естественно, простым обывателям это вряд ли бросится в глаза, но при более внимательном осмотре отличия найти возможно. Я могла бы вам наглядно показать, но у меня немного творческий хаос в мастерской.
Последнее было сказано так, словно бы девушка извинялась, сдержанно улыбаясь и стыдливо опустив взгляд вниз. Но что-что, а свой творческий хаос Шарлиз любила и уж точно извиняться не собиралась. А вот кинуть кисточку в обидчика могла – мольберт, которым хорошо бить, был немного занят.

— Цитата недели Jane Morrigan —
Сколько бы себе Майкл не льстил, упоминая мысленно свою мужественность и вслух британский акцент, но Робина Гуда мисс Морриган в нем не видела, даже если новомодный Да Винчи сменит цвет волос и натянет трико, закинув на спину колчан со стрелами: максимум – небритый Леголас, которому не повезло с парикмахером, минимум – сбежавший из леса гик с очередной игры.

— Игрок недели Robert Holt —

— Пост и игрок недели Paul Day —

Beneath the Stars Over Mexico

Теперь Пол с полной уверенность мог бы признать Маргери растерянной. Слегка заплутавшей в тактике самосохранения, споткнувшейся об инстинкты нажитым опытом, не способной совладать с двумя тягловыми лошадями, шагающими по разные стороны одной границы. Пятью минутами ранее, до того, как ей развязали руки и предложили выпить, она напрочь отрицала всякое сотрудничество, угрожала надутым видом и выпирающей наружу гордостью, а теперь с ощутимой легкостью выкладывала половину личной Санта-Барбары, словно это хоть как-то могло интересовать работорговца. В буты это называлось легкомыслием, особенно часто встречающейся чертой у женщин. Собственно, советнику было все равно по каким фантастическим причинам и где застрял так называемый брат королевы роз, как и совершенно параллельно, кем этот господин ей приходились - его не было в стране, до сих пор никто не поинтересовался, куда пропала туристка после вчерашнего рандеву по питейным заведениям, да и сама она, не то чтобы корпела над собственным освобождением, предпочитая амплуа засидевшейся на интервью звезды. Подобная расстановка приоритетов не смущала Дэя, он равнодушно затушил сигарету в обрезанную банку от пива, опасно помещенную на край борта балкона, и подался вперед к текиле, истолковав неохоту барышни пить в одиночестве, как страх оказаться отравленной. никаких сопутствующих употреблению кактусового эликсира, как в лучших барах столицы, на балконе типографии не подавали, тепло само по себе растекалось в груди, оставляя приятное ощущение расслабленности, вопреки жгучему, терзающему солнцу над головами беседующих. Джентльменом, в классическом понимании, Пол не смог бы стать даже в тот день, когда Мэтью Уотерс оказался бы высокоактивным социопатом, уловки брюнетки пролетали мимо советника, не отражаясь ни на лице американца, ни в его мыслях. Такая его статичность с редкой динамикой на курево или алкоголь в картеле внушала опасение за собственную сохранность, а спокойный и уравновешенный тон сеял сомнения среди смелых.
- Мне в целом плевать на то, почему застрял твой брат в Лондоне и кто из-за этого выбросился с окна, - от количества ненужной информации желание решать проблемы Кобба стремилось к нулю. Лед в тазу с рыбой упорно таял, а солнце, поднимаясь выше и выше, рано или поздно перекатится и начнет спускаться, выгоняя работорговца из города. - Но ты не стесняйся повторить историю в борделе, там из этого выйдет отличная легенда. В публичных местах любые слухи разлетаются моментально, чем больше в них нелепицы - тем лучше, прибыль рекой потечет.
На балкон ворвался Кобб с таким выражением лица, словно без него уже состоялась сделка купли-продажи непосильным трудом приобретенного женского тела. Может, чтобы показаться в глазах Маргери выше и сильнее, кто знает, он говорил на испанском с превалирующим эквивалентом слэнговых и матерных слов. По эмоциональности текста можно было понять, как Тоби выкатывая грудь вперед и харахорясь перед леди, пытался восстановить права собственности, а каждое его слово разбивалось вдребезги о невозмутимость напротив сидящего, смотрящего снизу вверх на Кобба, советнка. Отвечая вежливостью на вежливость, Дэй так же по испански отправил Тоби вон, приукрасив короткую реплику не двоякой угрозой агрессивных методов убеждения в случае чего. Фартожопый американец какое-то время возмущенно пыхтел, толкнул ногой какие-то коробки и выкатился с балкона обратно в лофт. Нагроможденный хлам безнадежно качнулся и рухнул, некими своими элементами задев Маргери Тирелл. Пол не шелохнулся.
- Я могу вытащить из этой страны. Разумеется, не потому что мне тебя жаль.

— Цитата недели Robert Holt —
Иногда, пересматривая фотографии или видео, он не может поверить, что тот мальчик в костюме рыцаря – это он. Тот мальчик любил наряжаться в костюмы и носится по дому с криками: «смотрите, я рыцарь», «смотрите, я король», «смотрите, я маг!», много читал и мечтал увидеть мир, был застенчив и обижался, когда отец называл его бубликом и не разрешал кушать сладости. Что же случилось с тем мальчиком? Жизнь!

— Пост и цитата недели Charlotte Roxford —

Curb

Да плевать она хотела на вежливость, когда только что неизвестный засранец покусился на книгу стоимостью минимум триста тысяч долларов. В конце концов, Шарлотта соблюла все правила приличия и поблагодарила этого спасителя, который без её мотивационного возгласа не оторвал бы свои упругие ягодицы от скамейки, так теперь этот мужлан ещё чем-то недоволен! Получил отличный повод размяться, приобщившись к прекрасному, а именно здоровому образу жизни, проповедуемому теми самыми современными нимфами из фитнесс-центров, а ещё чего-то конючит. Но рыцарская натура не заставила себя долго ждать, и расплата пришла откуда не ждали.
Раз – внезапно выпущенная из мужских рук сумка заставляет девицу завалиться на один бок, не потеряв при этом полного контроля и равновесия.
Два – смачный, хлесткий удар под удовлетворенный оскал пивного рыцаря. Шарлиз от удивления застывает, не сразу выпрямляется, пребывая в сильнейшем шоке от происходящего.
Три – бабах! Молнии из глаз, пар из ушей и прочих отверстий, словом, настоящее светопреставление с использованием пиротехники.
Шарлотта была вежливой, по крайней мере, пыталась. Но это было уже просто вопиющее нарушение её собственных правил. Она бы расстреляла его без суда и следствия, да только дробовика, на удивление, в женской сумочке не оказалось.
Роксфорд прищурилась, так плотно поджав губы, что они побелели. И не выплати Чарльз Фостер мне премию, если это не предвещало беды локального масштаба.
Наблюдая за тем, как бессовестно и без каких-либо полномочий Апач приводит в исполнение решение своего собственного судейского органа на основе его же собственных законов и конституции о блэкджеке и шлюхах, Шарлиз подходит к нему почти вплотную, чтобы отвесить не менее смачный поджопник и понаблюдать, как мужчина сольется в страстном поцелую не совсем с тем объектом, который хотел бы видеть в своих объятиях. У блондинки  руки (да и ноги, по правде, тоже) чесались, чтобы добавить этому недовикингу ещё, но резонно заметив, что он вряд ли придерживается распространенного принципа «дам не бить», спешно засеменила по вымощенной дорожке под цокот собственных каблучков, сочтя долг уплаченным.

… Шарлиз, совершенно позабыв о таком великом изобретении, как стул, согнулась над столом, вернее над древним фолиантом, который на и без того захламленном предмете мебели возлежал. Даже если бы сейчас начался апокалипсис, то Лотти бы не отвлеклась от занятия, что буквально поглотило её целиком и полностью.
Оперевшись одной рукой о край, а во второй, буквально двумя пальчиками, сжимая надкушенный пончик из соседней кондитерской, попутно успевала почесывать правой ногой, с которой успела скинуть балетку, выступающую косточку чуть выше левой пятки. И лишь где-то на краю полностью охваченного делом подсознания маячило, что вскоре обещался явиться головорез, коего так жаждал к себе в команду Говард. Лотти могла бы порассуждать на уже давно замусоленную тему, зачем именно Хьюзу понадобился человек такого рода деятельности, но сейчас это совершенно не шло в голову. Эту прелестную черепушку со вчерашнего вечера занимали лишь два вопроса: изучить-оценить и  доставить в сохранности. Последнее было особенно актуально – вчерашние похождения отозвались бессонной ночью и маленькой кучкой убитых нервов, в восстановление которых известным способом Шарлотта не верила ни на йоту.
- Что ж мне с тобой делать? – Тяжко вздохнув, произнесла блондинка, вымученно глядя на книгу. Древнее писание, отвечать не торопилось.
Выпрямившись, Шарлиз в один прием домучила начатый пончик, после чего вытерла пальцы о некогда белоснежную, словно полотенце бармена, тряпочку, перекинутую через плечо. Внутренние часы были уверены, что день лишь шел к полудню, тогда как на самом деле было чуть больше часа дня. Поэтому-то без зазрений совести, словно она у нее вообще была, златовласка, совершенно не ожидала подвоха от вселенной вроде внезапных гостей, вновь склонилась над книгой настолько, что могла бы прочитать самый мелкий шрифт и без лупы, что уже послушно легла в руку. Отгоняя навязчивую идею упасть лицом в раскрытый фолиант и подремать, Шарлиз принялась что-то намурлыкивать себе под нос, вставляя какие-то странные выражения или отдельные слова, выхваченные по ходу чтения содержимого. Такой вот, облаченной в любимую длинную кремовую рубашку, из-под которой едва виднелась темная юбка (приличной длины, господа, никакого непотребства), и тихо напевающей всякую абракадабру, в такт коей притопывала ногой и покачивала бедрами, Лотти встречала подарки старухи судьбы.

Раз – внезапно выпущенная из мужских рук сумка заставляет девицу завалиться на один бок, не потеряв при этом полного контроля и равновесия.
Два – смачный, хлесткий удар под удовлетворенный оскал пивного рыцаря. Шарлиз от удивления застывает, не сразу выпрямляется, пребывая в сильнейшем шоке от происходящего.
Три – бабах! Молнии из глаз, пар из ушей и прочих отверстий, словом, настоящее светопреставление с использованием пиротехники.

— Игрок недели  Margaret Small —

— Пост недели Charlotte Roxford —

Curb

Шарлиз бесилась. Вернее, её бесили. Бесило всё, начиная от кончиков пальцев и заканчивая хитрым оскалом. А поведение и подавно, как и вальяжная походка, неторопливость движений, приправленные толикой пафоса, произрастающего из раздутого самодовольства. Шарлотта не любила много чего, и, кажется, Диксон умудрился раздобыть заветный список и играючи и, по всей видимости, намеренно попадал по самым важным пунктам. Она была близка к тому, чтобы рассвирепеть, но уставшие извилины работали в энергосберегающем режиме, а потому не успевали обработать абсолютно всё, что умудрился отчебучить Алекс за одну минуту. Главное мужское упущение состояло в том, надругался над святым – речь не о мечтах оставить незабываемые воспоминания и след от своей челюсти на нежных тканях женского тела, но о вопиющем, безобразном, мерзком, отвратительном, запрещенном нарушении личного пространства. Ей богу, он бы Роксфорд ещё по плечу потрепал… К несчастью, когда она вознамерилась нанести хоть какое-нибудь увечье, Алекс, словно чувствуя опасность своими менее привлекательными, но все же упругими французскими булками, сменил расположение, и теперь Шарлиз предстояло приложить куда больше усилий, будучи лишенной ещё и элемента внезапности.
Весь вид Лекса словно бы кричал: «Хэй, детка, я пришел, где фанатки и холодное пиво?». Наемник выглядел, как нагулявшийся мартовский кот, а такому Роксфорд могла предложить ровно ничего. Почесала бы за ушком, да лень тянуться. К тому же она ненавидела котов, особенно зажравшихся и наглых настолько, что поутру их хозяева могут лицезреть пушистый зад на своем лице и это совершенно не относилось каким-либо образом к практикам БДСМ, просто кот мог, полноправно чувствуя себе доминантом в отношениях с глупыми человеческими особями.
Блондинка, поджав губы и ни разу не смягчив суровый взгляд, повернула голову к Диксону, что уместил свои филейные части рядом с ней. О нет, девица не прогнется так просто под какого-то мужлана. А если и да, то по своей воле и точно не под своего сегодняшнего гостя, хотя, конечно, явно не одна барышня осела от его грубоватых манер, фирменной улыбочки и игры мускулов. Даже не будучи рок-звездой, Апач определенно мог унести с концерта ожерелье из нижнего белья (но не только дамского, мы же толерантны), коллекция которого была бы больше, чем у всех участников музыкальной группы вместе взятых, а на плечо попутно водрузить какую-нибудь визжащую от восторга и алкогольного опьянения девушку. А может и двух – всё же бывший байкер на свежем воздухе рос и ел пищу без ГМО. Если бы в Голливуде не повадились брать на роль ребят из Скандинавии австралийцев и если б Лотти не боялась, что наемник излишне впечатлится и начнет действовать по плану «грабь-насилуй-убивай всех и даже гусей», златовласка бы окрестила Алекса викингом. Шикарные, к слову, были ребята, судя по описаниям и историческим хроникам. К чему скрывать, Шарлотта была девочкой, отчасти жившей по заветам предков, а также доверяя своему чутью, поэтому испытывала нежный трепет по поводу выпирающей мужественности (речь тут вовсе не о столбике монет в штанах), а не от превосходящих её собственные интеллектуальных способностей. Сложно утверждать, что мозги – новый объект для сексуальных желаний, когда тебе пробили голову и причина потери покоя всех собравшихся вытекает на пол малоприятной жижей. И Шарлиз верила, что последнее слово в большинстве своем будет за грубой силой, властью и умением быть жестоким. Последнее, как показала вчерашняя встреча в парке, было присуще Апачу. Цепкий взгляд профессионала, давно нацеленный подмечать мелочи, спотыкался вовсе не на нижней, ещё пока скрытой под одеждой части туловища. Лотти уже в который раз не отвлекалась на посторонние предметы, как бывало в моменты, когда собеседник вызывает отторжение у всех фибр души, а, напротив, встречалась взглядом с Апачем. Чуть прищурив покрасневшие от длительных посиделок глаза, блондинка внимательно всматривалась в чужие, словно желая заглянуть в саму суть, узнать природу этого зверя, будто бы веря, что глаза - это действительно зеркало души и что у этого бессовестного идиота она вообще есть. Любопытство, с которым юные натуралисты вспарывают котят, переплеталось со злостью и раздражением, ещё пока сдерживаемым исключительно тем, что Роксфорд обещала Говарду свое содействие в подборе «персонала». Диксон не вызывал желание назвать себя неограненным алмазом среди людей своего ремесла, но не использовать в своих интересах того, кто с такой готовностью подставляется – грешно.
А меж тем, Алекс всё говорил и говорил. И когда же он наконец замолчал, Шарлотта отвечать не торопилась, пытаясь переварить весь тот словесный хаос, который на неё вылили.
- Давай расставим все точки над «i», ковбой, - скрестив руки на груди, весьма бодро и хлестко для своего утомленного состояния начала Роксфорд. Чувствуя непреодолимое напряжение в каждой клеточке, девица отталкивается от стола и делает несколько плавных шагов вперед, после чего разворачивается на пятках, вполне удовлетворенная хоть какой-то дистанцией между собой и неудавшимся викингом.
- Во-первых, я тебе не детка. Во-вторых, разбить бутылку об твою голову я могу и сама. В-третьих, твой непосредственный наниматель не я. Не думаю, что тебя как-то заботит этот факт, но считаю нужным довести до твоего сведения, - мысли о делах отвлекали, отчего тон Шарли возвращался к привычному, без претензий на ерничество и яда, что согласно легендам она сцеживала в баночку одинокими зимними вечерами. В ней оставалась серьезность и лояльность к делу и самому Говарду, а на время замолчавший Алекс постепенно переставал раздражать настолько, что Роксфорд не отказала ему в правде. Вряд ли умалчивание такой мелочи сделало бы погоду, но сама златовласка любила, когда раскрыты все карты.
- Считай, я представитель, с которым ты согласуешь все вопросы и претензии, если они у тебя появятся... К слову о вопросах и претензиях, у тебя есть какие-нибудь ограничения и строгие моральные принципы вроде: детей не трогаем, пленных не берем, только честные поединки и походы в церковь по воскресениям, исключающие работу? Не то что бы мы планируем убивать младенцев и вырывать сердца, но непредвиденные обстоятельства бывают всегда, и я хочу знать, на что я могу рассчитывать.

— Цитата недели Margaret Small —

...искусство должно радовать людей, вдохновлять, а не играть роль прибыльного капиталовложения.

— Игрок недели  Paul Day —

— Пост и игрок недели Charlotte Roxford —

Curb

Калифорния, ммм… Звучало чертовски соблазнительно. И штат этот вкупе с Лос-Анджелесом приобрели свое обаяние для Шарлиз вовсе не после увиденного сериала Californication с Дэвидом Духовны, где вместо гика-интроверта с ксивой получился развязный писака-неудачник. В чем-то этот сериал был поучительным: все беды начались с того момента, как герои покинули Нью-Йорк, если память не изменяла мисс Роксфорд. А уж то, что нельзя спать с кем попало и рукоблудствовать прям на рабочем месте, если ты офисный клерк, Шарлотта и так знала. Апач в каком-то смысле лишь подтверждал укоренившиеся стереотипы о городе ангелов. Лотти всего лишь хотела из праздного интереса взглянуть на эту гремучую смесь из наркоты и разноуровневых творческих личностей, как звезд удавшихся, так и опустившихся на социальное дно, но кажется, прикоснуться к «прекрасному» сможет уже в ближайший вечер. И это будет чудо, если сегодня в одном штате не разочаруются настолько, чтоб выкинуть кого-то из окна (благо, там не розовые кусты, а предмет полета и так выглядит помятым и не в дорогом костюме).
- Много не покупай, я не собираюсь жить с открытыми окнами, потому что от кого-то разит перегаром, - как бы между прочим заметила Роксфорд. Если она недостаточно четко обозначила возможный уровень алкогольной интоксикации на территории своей квартирки, то пара разбитых бутылок о похмельную голову должны быть более убедительными. Что-что, а уж свою точку зрения Шарлотта доносить умела.
Блондинка усмехнулась – представила, как Апач бегает по супермаркету со списком продуктов, который включал в себя всё, начиная от йогуртов и заканчивая стиральным порошком. Словом, предложение мужчины было чудесным, но малоосуществимым. То, что она выделит ему диван в гостиной, ещё не означает, что мошенница будет делить с ним хлеб и далее по тексту. И пойло тем более – Шарлиз была слаба и неразборчива, но вот пиво точно пас. Если отмечать катастрофу местного масштаба, то только со своим бухлишком. И это были не прихоти бальзаковского возраста, когда пора следить за здоровьем и забыть о том, как на студенческой вечеринке мешал водку с сиропом от кашля, но просто… это же Шарлотта, Тот-кому-хрен-угодишь, человек «а у вас есть такая же, но с перламутровыми пуговицами?», тот, кто может довести всю братию консультантов до ручки, просто задавая вопросы…. В общем, Лекс, не в этот раз.
Дверь захлопнулась, и лавка вновь заполнилась перезвоном колокольчиков.
- Придурок, - тоном уставшего взрослого, который просто жаждет, чтоб время, когда у ребенка появиться мозги, наступит поскорее, произнесла Шарлиз. – Как будто у меня нет больше дел, как ждать его здесь с пожитками, а у него есть мой адрес.
На этот раз тут уже было типичное: «Тц». И манерное закатывание глаз, куда уж без него.
Шарлотта повернулась к столу, где все также лежал древний фолиант. Глаза болезненно резануло, будто и не было кратковременного перерыва, а внутренний голос начал истерично протестовать против продолжения работы. Златовласка, подхватив книгу, направилась в небольшую комнатку, зовущейся местной мастерской, в губах зажав пончик. Размышляя о насущном, девица спрятала древнее писание в сейф, а после взялась за мобильный, дабы какбывикинг знал, куда именно ему нужно ехать и куда Лотти должна была попасть раньше его. Не комфорта байкера ради и даже не из-за внезапной капитальной уборки, вклинившейся в планы мошенницы, - это всё, последнее о чем будет думать Шарлотта. Но спрятать некоторые детали женского туалета надо бы. Вряд ли Апача смутит подобное, да и Шарли не придерживалась правила трех свиданий, но что мы говорим богам? Не сегодня.

— Цитата недели Michael Clarke —

...какое-то необъяснимое - причудливое и непонятное - беспокойство тихо накапливалось у него за грудью. Парень не понимал, откуда оно взялось. Тогда он еще не знал, что именно слово Паитити, неуловимый призрак древнего города (которого, возможно, никогда и не существовало на Земле), становился проклятием для тысяч и тысяч людей, многие из которых имели твердую руку и храбрее сердце. Он не знал, он даже не догадывался, сколько сотен смельчаков проговаривали слово Паитити с яростью, отвращением и с бездонным, как Марианская впадина, отчаянием - проговаривали как страшный проклятие - за несколько минут до смерти. Майкл не понимал собственного смятение, ведь пока не осознавал, что находится в шаге от того, чтобы Паитити стало и его проклятием.

— Пост недели Michael Clarke —

Bad joke

День у Майкла Кларка задался с самого утра. Он проснулся без будильника ровно в семь, позавтракал вчерашней пиццей, по радио, когда Майкл добирался в офис на своем новеньком и чистеньком Астон Мартине, играла только годная музыка. Да ему даже лифт не пришлось ждать, как это обычно бывает. Что могло испортить этот прекрасный день? Ничто! За окном солнечно, Чарльз уехал по делам в Мехико, Томас вчера вернулся из Лондона, на восемь вечера забронирован столик в «Element», а завтра разрешали не выходит на рабату. Но это не главное. Как весьма любопытная личность, Майкл провел свое личное расследование (читать: взломал почту) и узнал, что ему подарит руководство. Ооо, когда Кларк это прочитал, он не сдерживал эмоции, он был готов в туже минут забежать в кабинет Чарльза и расцеловать эту рыжеволосую пусечку в обе щеки и плевать что о них подумаю. Личная Звезда Смерти. Майкл все еще не мог поверить этому. Закрывая глаза, он представлял себя ситхом, уничтожающим одну планету за другой. Дни ожидания превратились в пытки, которые напоминали сидение на раскаленной сковороде. Майк не то что дни, он минуты считал. И вот день Икс пришел.
Лифт остановился на последнем этаже, Фостер-тауэр. Майкл поправил галстук (да-да, господа, сегодня скромный программист даже оделся не так как всегда) и неспешно, с поднятой головой направился к своему кабинету, который (минуточку!) располагался сразу возле кабинета главного начальника, бога и просто царя. Вокруг него кипела жизнь: секретари отвечали на звонки, в зале для заседаний что-то обсуждали аукционеры, архитекторы собрались в конференц-зале и рассматривали черчение нового небоскреба, мимо Майка пробежала молоденькая брюнеточка, которую программист раньше здесь не видел, поэтому принял за стажера. На мгновение Кларк остановился возле кабинета Томаса, Уильямс с серьёзным лицом обсуждал что-то из новым главой пиар-отдела, кажется, Ричард его зовут. Кларк помахал другу, Том еле заметно кивнул в ответ. Затем с помощью языка жестов Майкл взялся объяснять Томасу, что ждет его через час у себя. Как говорится: кот с дома, мыши в пляс, в случае сотрудников Foster Organization: Чарльз в командировку, все перевили дух. Что-что, а раздавать пинки и портить настроение – Фостер умеет. Даже Майк несколько раз попадал под раздачу, но не будем о грустном. Сегодня же особенный день, сегодня ровно тридцать лет назад появился Майкл Кларк – гений, звезда АНБ, скромный программист, главный фанат Джорджа Лукаса, гордость Великобритании и просто симпатяшка и скромняшка. Когда-то о нем снимут фильм и напишут книгу, но пока достаточно того, что о его дне рождение помнит Википедия и Чарльз Фосер. Майкл опять вспомнил о Звезде Смерти, и настроение взлетело до небес. Он не зашел, а забежал в свой кабинет с надеждой найти записку, где будут указаны координаты подарка, но вместо этого в записке, что была привязана к воздушным шарикам в стиле «Звездных войн» он прочитал: «Майкл, дама, что сидит за столом возле твоего кабинета – это не клиент или новый менеджер, это твоя помощница. Зовут Вирждиний Уошер, умеет разговаривать и готовить кофе, может отличить ситха от джедая и Таргариена от Старка. Просьба, не довести до истерики. С днем рождением. Чарльз».
В один момент птички перестали петь, солнышко спряталось за тучки, заиграл «Императорский марш», а сам Майкл стал похож на Энакина, когда тот зашел в храм джедаев, чтобы убить младших.
Записка оказалась на столе, а Кларк уставился на рыжеволосою мадаму с таким взглядом, что, казалось вот сейчас стекло треснет от напряжения.

— Цитата недели Charlotte Roxford —

Кто-то мог бы накинуться на реставратора с осуждениями по поводу того, что вроде бы не совсем свободная особа таращится на чужие булки, караваи и прочие хлебобулочные изделия, тогда как в это время один бублик верой и правдой защищает Нью-Йорк от напасти, именуемой организованной преступностью, о принадлежности Шарлиз к которой мистер Холт пока не подозревал. И на это Роксфорд окромя весомого: «Пошли нахер, будут меня ещё морали учить» - могла бы со свойственным женскому полу с американской пропиской остервенением бить себя в грудь и кричать о повсеместном сексизме.

— Игрок недели  Klara Pålsson —

— Пост и цитата недели John Fields —

значит так было надо...

Джон пытался работать не хуже чем большинство компьютерных программ, написанных художниками двадцать первого века. Просыпался утром в одно и то же время, принимал здоровый завтрак и холодный душ, тщательно отчищал кроссовки от грязи, а потом надевал идеально поглаженную форму и начинал новый день. Работа отнимала значительную его часть, вечера с понедельника по пятницу Филдс проводил в бассейне и тренажерном зале. Выходные? Их нет, если ты работаешь парамедиком. Друзья часто спрашивали, почему не заводит семью, или не найдет девушку для начала, мамам уже достаточно серьезно волнуется, а Джон понимал что кто-нибудь станет лишним и нарушит стабильность, которую он создал.
Джон не был одиноким, поскольку такой термин предусматривает состояние поиска, а его вполне устраивала гармоничная горизонталь кровати. Трудно это назвать изолированностью, скорее желанием избегать людей. Все же Филдсом могли управлять эмоции, а не автоматические импульсы. Тогда он звонил Роберту. Робб, как старший брат и лучший друг в одном флаконе, наверное, считает, что имеет право ковыряться в голове Джона, в его холодильнике, гардеробе и личной жизни. И это совсем не бесит младшего брата. Часто Холт способен дать хороший совет, поддержать, развеселить и вообще, он хороший парень.
"С таким подходом ты никого не найдешь, - сказал как-то Роберт. - Таких просто не бывает. Тебе что-то нравится в первой, что-то во второй, а что-то в третьей. А ее или не существует, или ты ее профукал".
Джон не любит, когда кто-то решает за него, но не согласиться с Робби было сложно.
Джон вполне сформировавшийся личность - успешный, самодостаточный, уверенный в себе, а вот в отношениях - одни проблемы. Его всегда пугала неизвестность. Поэтому ведет себя неуверенно, когда отношения заходят за рамки совместных походов в кино. Однако, это не страх и не обреченность. Филдс не собирается проводить жизнь в одиночестве. Просто висит в "режиме ожидания". Верит, что она существует. Пока не встретил ее, а уже уверен, что любить ее до безумности. Он не знает, в каком уголке Земли она так же думает о нем, не знает, как выглядит, но почему-то уверен, что сразу узнает. Люди так привыкли: жить нереальным и влюбляться в неизвестное.
Среди всех таинственных и неизведанных мистерий человеческий характер, пожалуй, наиболее нестабильная материя. Все черты, от которых избавляешься, укрощаешь или просто меняешь, рано или поздно снова проявляют себя при наличии соответствующего раздражителя. Джон когда-то был романтиком, и его привлекало состояние влюбленности. Жаль, что оно длится недолго, правда, можно менять объект восхищения и снова наполнять себя адреналином, но это не для Филдса. Клара. Эта девушка пробудила бывшего его. По крайней мере, так казалось Джону при быстром анализе собственного поведения.
Джон смотрит на нее и думает: кто она, почему стала именно такой, какие события этому помогли и почему не встретил ее раньше, а если бы встретил, смог ли заинтересовать? Чем она живет и чего ждет, что любит и чего не может терпеть, курит: как часто и зачем? Каковы ее основные принципы и самые заветные мечты, будет ли отвечать на эти вопросы? Ему интересно, планирует ли свои координаты, имеет ли какой-то план или намерения, или хотя бы формулу собственного счастья. С практической стороны, что любит: чай или кофе, долгие ночные разговоры или терпкое молчание, как переживает холодные утро и нужны ли ей его признания.
Он столько хочет знать, но не может спросить.
Клара Полсон - идол, она далеко, а отношения - в мечтах.
"Это только в сказках все прекрасно, - сказал как-то его коллега, - а на практике все рушиться, когда дело доходит до платы за аренду квартиры".
Джон решил отбросить эмоции, что накатывались на него, словно волны из океана. Включил здоровый смысл и отверг все "если". Он просто врач низшего ранга, она, благодаря несчастному случаю, его пациент. На этом и стоит закончить.
- У нас есть неплохой психолог, если хотите, можете с ней пообщаться.
Вряд ли Кларе не хватит денег на приватного психотерапевта с дипломом об окончание Гарварда, но Филдсу показалось неправильно просто кивнуть или пробормотать что-то о «ну держись ты там». Она молодец, что желает начать бороться со своим страхом и как медик, он должен ее поддержать.
В кафе было так же людно, как и в приемной. Казалось бы, жара, воскресение – идеальный момент, чтобы сидеть дома под кондиционером, но нет, жители Нью-Йорка предпочитают жаловаться на климат, попивая кофе в общественных местах.
Среди посетителей Филдс заметил несколько коллег, он им кивнул, они кивнули в ответ. Джек, наверное, хотел подойти, чтобы «стрельнуть» сигарету, но заметил, что парамедик не один.
«Отлично, очередная доза сплетней», - подумал Джон, когда отодвигал стул, чтобы Клара могла присесть. Не то, что его волнует, что там говорят за спиной, просто неприятно. Он из тех, кто предпочитает говорить все, что думает, смотря при этом в глаза собеседника.
- Так о чем вы хотели поговорить?

Джон смотрит на нее и думает: кто она, почему стала именно такой, какие события этому помогли и почему не встретил ее раньше, а если бы встретил, смог ли заинтересовать? Чем она живет и чего ждет, что любит и чего не может терпеть, курит: как часто и зачем? Каковы ее основные принципы и самые заветные мечты, будет ли отвечать на эти вопросы? Ему интересно, планирует ли свои координаты, имеет ли какой-то план или намерения, или хотя бы формулу собственного счастья. С практической стороны, что любит: чай или кофе, долгие ночные разговоры или терпкое молчание, как переживает холодные утро и нужны ли ей его признания.
Он столько хочет знать, но не может спросить.

— Игрок недели  Charlotte Roxford —

— Пост и цитата недели Charlotte Roxford —

If I Had A Heart

Потусторонней сущностью Шарлиз ещё не называли – сучностью и однокоренными словами сколько угодно, но такого своеобразного комплимента мошенница ещё не получала. В принципе, если не уходить вглубь тайных смыслов и смотреть на поверхности, то сравнение с валькирией или ангелом было не так уж и плохо даже с учетом повального всеобщего увлечения атеизмом и макаронными монстрами. Впрочем, ангелом мисс Роксфорд называли лишь те редкие безумцы, потерявшие «здравый ум и твердую память», что в принципе достаточно органично сочеталось с полумертвым (полуживым – для оптимистов, этакая веселая отсылочка: «Ваш недовикинг на половину пуст или полон крови?», и коль скоро Шарлотта была реалистично-пессимистичной натурой, то и Апач уже был полумертв) состоянием Диксона, из которого кровь хлестала больше, чем шуточки в лучшие его дни. Роксфорд понемногу начинала паниковать – она никогда не оказывала первую помощь, максимум может наклеить пластырь, сказать «у копа боли, у детектива боли, а у Ала заживи» или сбегать на поиски подорожника. Мысли лихорадило,  руки тряслись, благо девица и так была на полу, ибо ноги подкашивались – не от вида темно-алой жижи, просто Шарлиз как-то ещё не приходилось оставаться наедине с умирающими.
- Пиздец я рада, - непонятно то ли ответный сарказм, то ли действительно выражение крайней степени восторга и удовлетворения. В отличие от тихой мужской речи, блондинка говорила быстро и сбивчиво, как всегда бывало при излишней взволнованности. Но Апач этого не замечает, как и самих слов Роксфорд, продолжая спустя краткое мгновение бубнить что-то. Стараясь игнорировать факт сплевывания крови, Шарлотта склонилась чуть ниже, дабы не пропустить последние (по временному отрезку, а не в принципе) слова мужчины, а после порывисто поднялась, качнулась на всё ещё ватных ногах и направилась в ванну, размышляя, что проще – играть во врача без ролевого подтекста вроде жаркой ночи и белого халата с чулками или подкупить санчасть, которая не доложит полиции о поступившим с ножевым ранением мужике. Вопрос творческий – поверят ли они в историю о том, что Диксон просто очень плохо готовит. И то, что на самом деле случилось с Алексом, явно оказалось в сводках, так что враньем вряд ли делу поможешь. Зная недовикинга, сложно было надеяться, что его вечернее рандеву с госпожой удачей для поиска приключений на накаченную жопу, обошлось без членовредительства или убийства. Если эти факты всплывут и их свяжут именно с бывшим байкером, то Шарлиз разориться на взятках и адвокатов. Мошенница хоть и была скупой, но всё же благодарной она тоже умела быть. Или просто немного забывала о здравом смысле в стрессовой ситуации.
Барышня кое-как скорячилась под ванну и извлекла увесистую сумку-чемодан, словом, вместилище медикаментов и прочей врачебной белиберды, и потащила обратно в гостиную. Зачем Апачу виски девушка поняла не сразу, да и не была до конца уверенной в том, что её мысли шли в верном направлении, но кое-как нашла бутылку с крепким напитком и оставила всё потребованное на пол.
- Может, лучше в больницу? – То, что сам себя как-бы-викинг зашивать не будет, было очевидней того, что Земля кругла (хотя Ватикан признал это лишь в 1992 году). Алекс говорил-то с трудом, куда ему в сидячем положении весело и задорно штопать отверстие в своем теле. Сама Шарлиз своим умениями могла дать здравую оценку – собственно, предложение вызвать скорую росли именно из этих оценочных суждений. Впрочем, как-то же раньше с воинами на поле боя лекари справлялись… Но и уровень смертности от такой медицины всем известен.
- Я таким говном никогда не занималась…
Ей богу, это ж не дырявый носок зашить, а она даже этого не делала последние лет 10.

«Ваш недовикинг на половину пуст или полон крови?», и коль скоро Шарлотта была реалистично-пессимистичной натурой, то и Апач уже был полумертв

— Игрок недели  Alex Dixon —