Все можно было легко объяснить.
И то, почему Вирджиния появилась на работе на час раньше (можно было прийти и позже, Майкл сегодня не собирался появляться на рабочем месте до полудня). И то, почему на ней было лучшее из офисных платьев (стремящееся к тому самому little black dress, оно выглядело достаточно строго, но эффектно, особенно в сочетании с ее светло-рыжими волосами и мягким макияжем a-la naturel), а прическа была уложена волосинка к волосинке. И то, почему свернула она не к своему привычному рабочему месту, единственному уголочку здравомыслия, отвоеванному у великовозрастного дитятки Кларка, не оскверненному фигурками, костюмами и непонятными знаками, а к кабинету самого-большого-босса. И даже ее излишне раздраженное состояние — если бы кто-то с воинственно настроенной Вирджинией Уолш решил заговорить и о чем-то спросить. Но, к счастью, то ли выглядела она слишком уж решительной и не настроенной на светский бесполезный треп, то ли утро четверга для всех вокруг выдалось тяжелым и сонным, но никто не рискнул спросить у Вирджинии, с чем связаны все утренние странности.
А ведь все можно было объяснить действительно легко, одним словом.
Майкл.
С ним вообще все было как-то не так, Джин не переставала удивляться даже сейчас, когда знала не только всю его подноготную из досье, но и распорядок дня до мельчайших деталей (иногда даже лучше самого Кларка). Слишком уж Майкл отличался от того образа, который создала себе юная Вирджиния Уоррен, впервые услышав о молодом гении от отца; отличался он даже от той нелестной характеристики, которую дало ему прошлое начальство после позорного увольнения и не менее позорной (в этот раз уже для самого АНБ), и хотя за три года стоило бы привыкнуть, иногда Джин все равно не могла справиться с удивлением до крайней степени, а в некоторых случаях даже начинала терять самоконтроль. Не тот показной, постоянный участник нечастых сцен с Майклом, а самый-самый настоящий — Кларк мог гордиться собой, потому что получалось это у очень небольшого количества людей. Но он вообще был талантливым малым, этот Майкл Кларк, и иногда ему удавалось практически невозможное.
Но чаще, конечно, возмущение Вирджинии было искусно наигранным, и каждая подобная вспышка несла в себе конкретное стремление. Вот только в этот раз привычный спор из-за сути работы секретаря и вхождения в число его обязанностей подбора костюма очередного выдуманного героя закончился не так, как Джин планировала (господи, будто такое вообще можно было спланировать, будучи адекватным человеком!), а спор затянул ее ровно настолько, чтобы в запале согласиться.
И вот теперь на неделю она должна была стать секретарем самого Чарльза Фостера.
Вирджиния не знала, как Кларк уговорил босса на эту сумасбродную выходку за те девятнадцать часов, что прошли от их спора, но утром ее ждало сообщение о том, что мистер Фостер ждет ее к десяти. Господи, дай ей сил пережить этих великовозрастых детей, один другого лучше.
Хотя, назначение было отчасти даже полезным. Все три года слежки за Кларком Джин пыталась, конечно, подобраться к его нанимателю и спасителю, но попытки эти были вялыми и безуспешными, поскольку цель-то была не в этом, а в том, чтобы держать язык Майкла под контролем в реальном времени. Да и Чарльз Фостер у Вирджинии вызывал мало симпатии, да и все как талантливый управленец, а как человек — нет, спасибо, хватило в жизни таких вот самоуверенных до заносчивости скользких типов, которых презирают за методы так же сильно, как уважают за стремительное движение к цели. Уолш большой начальник напоминал собственного папочку — тот бы наверняка был таким же, если бы выбрал бизнес или преступность, а не работу на нет-такого-агенства, и имел от природы черты лица чуть помягче и поприятнее. От этой схожести (еще и мальчик-гений бегает тут рядом, требуя надзора и постоянных растрат) у Вирджинии первое время мурашки по спине бегали, но в итоге привыкла, перестала всюду видеть фантомов не самого радостного прошлого — и теперь она была настроена на продуктивную неделю, раз уж вынуждена проводить ее в непосредственной близости от Чарльза Фостера.
Она была во всеоружии. Так, на всякий случай, в сумочке завалялась пара маленьких жучков, из тех дорогущих, которые заметить за три года не смог даже Кларк, и маленький диктофон на часах тоже был заряжен и включен — мало ли как сложится. Была готова Вирджиния и морально — как она считала, и считала небезосновательно.
До того момента, пока не зашла после короткого стука в кабинет большого начальника — теперь ей следовало обозначить цель визита. То есть сказать что-то вроде: «Здраствуйте, мистер Фостер, мы тут с мистером Кларком немного поспорили о том, что он лучше вас как начальник, а вас я не выдержу и недели, поэтому на следующую неделю я стану вашим секретарем, ok? Где мое рабочее место?», — и звучало это даже в воображении Джин донельзя глупо. Поэтому она, стараясь не косить откровенно по сторонам (бывать в начальственном кабинете ей еще не доводилось), но все же запоминая максимально много деталей, дипломатично произнесла:
— Здравствуйте, мистер Фостер. Мистер Кларк должен был вас уведомить обо мне.
И замолчала, надеясь, что больше ей объяснять не придется.

В первый момент Вирджиния опешила. Ладно еще, посыпавшиеся сразу же приказы — она, в конце-то концов, секретарь (а не секретарша), и секретарь чертовски хороший, и работу долго выполнять приходилось не из-за собственной нерасторопности, а из-за нелюбви Майкла к четкому формулированию указаний. Но утверждение о том, что ни о чем он, мистер Фостер, не слышал… Врезать бы разок Кларку, чтобы жизнь медом не казалась!
Но спустя миг Вирджиния уже успокоилась, четко представив, как мог состояться разговор между начальником и большим начальником: Майкл, в своей типичной манере говорящий что-то вроде «Знаешь, шеф, я тут немного поспорил…» в перерыве между одой Хану Соло и нытьем его же судьбе в «Пробуждении силы» (а может, просил в честь этого пару дополнительных выходных на алкоголь и слезы, мало ли) — и Чарльз Фостер, обрывающий его на полуслове и говорящий что-то невразумительное, что Майкл наверняка принял за ответ, причем, конечно же, положительный — как ему вообще отказать можно.
Странно все-таки, подумалось Вирджинии, пока пальцы резво набирали в мобильнике каждое из указаний, отец Кларку едва ли не в рот заглядывал — а Фостер относится, как заметила она за годы работы, как к дитю несмышленому, всерьез которого воспринимать не стоит, но держать надо рядом и обязательно под надзором.
А надзор — это, конечно, и Вирджиния тоже. Исполнительный секретарь (интересно только, Фостер вообще ее имя помнит или выкинул из головы как ненужную информацию), который знает распорядок дня дитятки-гения лучше него самого. Конечно же, она знает, где Кларк сейчас — но все равно демонстративно смотрит на тонкие часики на запястье. Заталкивает поглубже рвущуюся наружу иронию: а вы сами, мистер, не догадываетесь, где он может быть в десять утра?
— Полагаю, сейчас мистер Кларк борется со сном, — как можно более безэмоционально ответила Джин, но все-таки позволила уголку губ дрогнуть в подобии улыбки. — В офисе он появится не раньше, чем через полтора часа, и, если он вам срочно нужен, пошлите кого-то к нему домой. Желательно, снабдив ключами. Эспрессо, верно? — проявила она осведомленность. Не то чтобы излишнюю — секретарю, над начальством которого есть еще одно начальство, положено знать все и о начальстве более высоком в том числе. А уж если этим самым секретарем притворяется секретный агент…
Впрочем, если Чарльз Фостер привык работать с профессионалами, подобные знания о нем удивлять не должны быди.
Ответа, по правде, можно было не ждать. Если женщины в жизни Чарльза Фостера были хоть немного разнообразны, то по утрам он всегда пил эспрессо.
— Ваш кофе, мистер Фостер, — спустя положенное для работы кофемашины время Вирджиния поставила перед начальником маленькую белую чашечку. Кофе пах сильно, почти невыносимо, и желудок, некормленый со вчерашнего вечера, свело легкой, но малоприятной судорогой.
— Если распоряжений больше нет, я вернусь, — еще один короткий взгляд на часы исключительно ради произведенного эффекта (о временной оценке выданных распоряжений Вирджиния подумала заранее, пока готовился эспрессо; это была дурацкая привычка, еще одно следствие веселого детства и юности: отец всегда требовал точно оценивать, сколько времени у его дочери займет то или иное задание, а поскольку получалось у Вирджинии из рук вон плохо, совсем неудивительно было то, что теперь она могла более-менее точно назвать время, даже с учетом нью-йоркских пробок — разве что оценить такой случайный фактор, как Майкл Кларк, не удавалось практически никогда), — где-то через час двадцать.
И даже успею перекусить, пока буду стоять в пробке, прикинула она, дожидаясь, не будет ли еще каких-нибудь указаний. Которых, к счастью, не последовало.
***
За обозначенное время Вирджиния успела полноценно позавтракать (насколько вообще ее завтрак можно было назвать полноценным: крепкий зеленый чай и салат из свежих овощей из простого ресторанчика рядом с химчисткой, привлекательного прежде всего скоростью подачи заказа; это было уже много, учитывая, что обычно на завтрак Джин приходилось обходиться одним только чаем или кофе), выполнить все поручения и даже определить, зачем Фостеру вдруг понадобился смокинг. Чтобы узнать вероятное мероприятие, не понадобилось ничего из арсенала агента АНБ, только гугл, и за каких-то десять минут Вирджиния стала обладательницей полной информации о предстоящем благотворительном вечере. Ничего интересного, конечно же, такие вот вечера проводят каждый сезон, а то и чаще — но дурацкая привычка выяснять все заставила Вирджинию потратить на чтение статей куда больше времени, чем следовало для ознакомления. Не то чтобы это нанесло какой-то вред, но, право, вместо этого можно было бы почитать что-то более стоящее.
В кабинет Чарльза Фостера Вирджиния поднялась спустя час и семь минут, в одной руке держа костюм, а в другой — толстый конверт размера А4 и еще несколько конвертов поменьше. Кто в десятых годах двадцать первого века вообще пользуется бумажной почтой?
— Ваша корреспонденция, — письма легли на край стола, — и костюм. Мисс Морриган документы получила, об их важности помнит, мистер Ричи, — секундное замешательство, — посоветовал вам несколько борделей в предместьях Парижа. Желаете ознакомиться со списком?

Начальник начальника никак не прокомментировал последнее высказывание и желание ознакомиться со списком не изъявил — и это Вирджинию, с азартом маньяка-филателиста коллекционировавшую вместо марок странные поручения начальства, отчасти огорчило. Не то чтобы мистер Фостер мог занять хотя бы пятидесятое место, но начинать топ имени его личности с озвучивания списка французских борделей было бы неплохо и вступлением для чудачеств начальника рангом поменьше это было бы замечательным.
Но, как говорится, нет тела — нет дела, и ненужную по сути своей информацию Вирджиния из головы постаралась выбросить, чтобы забить ее кое-чем более важным: что мистеру Фостеру нужно, раз он решил начать настолько издалека?
Не то чтобы его привычки Уолш знала так хорошо, чтобы, подобно людям, работавшим с Чарльзом дольше и плотнее, подумывать о немедленном побеге, но ее интуиции и кое-какой информации хватало, чтобы понять, что любезным мистер-самый-большой-начальник может быть только в случае, если ему что-то очень сильно от Вирджинии нужно.
Учитывая начало беседы, это что-то нужно очень-очень сильно.
У Вирджинии в голове тут же появился десяток вариантов. Самый вероятный из них — что мистеру Фостеру необходимо срочно доставить пред его начальственны очи мистера Кларка, а сделать это никто не может, потому что упомянутый мистер Кларк закрылся в своей квартире на все замки или вообще не ночует дома — Уолш тут же отмела, решив, что он не оправдывает подобной любезности. Майкл, в конце-то концов, был повинностью Вирджинии, за которую она получала неплохие деньги, и единственным, с чем справиться качественнее нее мог разве что чудом оживший Магистр Йода или какой-нибудь ряженый супергерой.
Честно, у нее был в голове десяток вариантов, и она могла бы последовательно не только воспроизвести каждый, но и прикинуть приблизительную вероятность, но следующий вопрос, который должен был вступление конкретизировать, только все усложнил.
— Это все зависит от вас, мистер Фостер, и ваших поручений, — ответила Вирджиния с рефлекторной вежливой улыбкой, мысленно прикидывая, что же все-таки нужно от нее высокому начальству. Удобной она была, эта корпоративная улыбка и корпоративная вежливость — за ней всегда удавалось спрятать не только замешательство или неприязнь, но и, наверное, целый склад ядерных боеголовок (фигурально, конечно же, выражаясь). Подумать только, а ведь в некоторых культурах улыбка, ставшая в большом мире самым простым атрибутом, до сих пор считалась синонимом симпатии и искреннего расположения; по мнению Вирджинии, это было огромной глупостью и не менее огромной пустой растратой, и если сейчас она уже давно привыкла и смирилась, то когда-то давно, впервые столкнувшись со славянской угрюмостью, по-настоящему растерялась и собственную же улыбку проглотила на долгих несколько секунд.
Чарльз Фостер вроде бы был не из таких. Он улыбался вежливо и привычно, а хотя слова его и могли нести в себе какой-то подвох, то вряд ли по-настоящему опасный, поэтому Уолш добавила:
— Но кроме них я сегодня полностью свободна.
Могло бы прозвучать, наверное, даже интригующе — как вопрос, так и ответ, если бы произнесены они были другим тоном и другими людьми. Но Чарльз Фостер и его безукоризненная вежливость исключали любые попытки возможных заигрываний, а Вирджиния и вовсе обладала талантом говорить бесстрастно любую ерунду, так что разговор так и оставался разговором двух профессионалов, хотя тот же Майкл наверняка углядел бы в нем какой-то подтекст. И носился бы с ним потом несколько часов, как если бы кто-то подарил ему новую коллекционную модельку Чубакки — да и забыл бы к чертям, потому что надолго его обычно не хватало.
Но — все-таки — что мистеру Фостеру нужно?