Все было красиво, будто с картинки. Да, собственно, так оно и должно было быть: идеально, каждая мелочь на своем месте, никаких проволочек и сложностей. Шарлотта была довольна, наблюдая этот рай перфекциониста, настолько, словно приложила собственную руку к созданию сегодняшнего вечера. Меж тем, барышня была всего лишь одной из многих, кого пригласили (а кто и сам заявился) на это мероприятие, хотя, безусловно, основанием послужили не тугой кошелек и претенциозность познаний в сфере искусства. За Шарлоттой Роксфорд уже давно закрепилось прозвище тени достопочтенного мистера Фелтона, который редко отказывал себе в удовольствии появиться в обществе не в сопровождении своей бывшей ученицы. Поначалу златовласка терялась и чувствовала себя не в свой тарелке особенно после слухов пикантного характера, однако с появлением в её жизни Говарда Хьюза понемногу абстрагировалась, а после и вовсе наплевала и на общественное мнение, и на собственные рассуждения о том, что по факту девица пользуется добротой и положением мистера Фелтона. И вот когда это осознание к ней пришло, тогда-то Шарлиз реально начала использовать свой статус со всеми вытекающими правами, не мешая людям оценивать свою скромную персону через принятые условности и рамки, которые они сами себе нагородили. Время шло, сплетни утихали, уже никто не верил в то, что Шарлотта опаивает реставратора уже не в самом расцвете сил, чтоб заполучить его скромное по некоторым оценкам имущество в качестве наследницы. Хотя именно сейчас блондинка достигла того уровня наглости, чтобы удивиться, не увидев себя в завещании старика. Ну а пока барышня, кокетливо улыбаясь, прохаживалась под ручку с мужчиной, то и дело останавливаясь, дабы тот мог поприветствовать очередного знакомого.
- О! Добрый вечер, мистер Фелтон. Добрый вечер, Шарлотта. Весьма рад встретить вас сегодня здесь.
- Вечер добрый, Эдвард. Давно же мы не виделись, мой юный друг.
Юный друг, которому аккурат недавно перевалило за 45, на мгновение замешкался, неуклюже перенося вес с одной на другую ногу, помялся, искоса глянув в сторону Роксфорд с таким видом, будто вот-вот попросит отойти даму подальше.
- Собственно… Мистер Фелтон, у меня к вам будет весьма щекотливое дельце.
Реставратор, заметивший мужское мельтешение,  покровительственно накрыл девичью ладошку своей.
- Не беспокойтесь, Эдвард. Уж кто-кто, а Шарлиз лишнего никому не взболтнет.
Дабы освободить себя от явно неприятного если не разговора, то общества, мисс Роксфорд ответила прежде, чем суетящийся о своем деле господин продолжил.
- Ничего страшного. Я как раз хотела на минутку отойти. Заприметила старую подругу, с которой нужно обсудить пару новостей… Да и шампанское, говорят, сегодня подают неплохое, - улыбка и нейтральная фраза, переводящее неловкую паузу в шутку. Никакими знакомыми, с которыми Шарлотта захотела переговорить, здесь и не пахло, а шампанское… Его, действительно, можно было попробовать.
Идеальность празднества, иначе это пафосное сборище назвать язык не поворачивался, теперь дополнялось довершенной вынужденным одиночеством идеальностью девицы, что с гордо задранным носом шествовала к заданной цели. Но идеала же не бывает – Вселенная поспешила об этом напомнить. И на платье цвета «шампань» в секунду разрослось пятно того напитка, что по иронии судьбы имел косвенное отношение к дамскому туалету. Шарлиз едва не взорвалась не хуже, чем когда открывают подвергнувшееся намеренной тряске шампанское. Неизвестный грозился попасть на самую настоящую корриду, не выезжая к своему испанскому другу, вместо красной тряпки. Грудь тяжело вздымалась, взгляд полный ненависти кое-как зафиксировался на виновнике трагедии, оторвавшись от тягостного созерцания самой катастрофы. Мужчина, источник всех бед, всем своим видом и манерой общения показал насколько не обременен тягой к прекрасному. Такому скажи «Мане», и он с умным видом поправит на «Моне».
«Он ещё и издевается?! Лучше?!»
Шарлиз негодовала, мысленно сжигая обидчика заживо.
- Чек за мудизм отправить по этому же адресу?
Гневное фривольное цитирование «Бойцовского клуба» носило скорее оттенок риторического вопроса, нежели чего-то иного. Роксфорд бегло пробежалась глазами по содержимому визитной карточки, а потом вновь попыталась убить обидчика взглядом.
«Чарльз Фостер… Неужели тот самый? Ну и черт с этим редкостным засранцем! Чтоб он там своим шампанским подавился…».
Не то чтобы Шарлотта так уж любила это платье, а пятно было несовместимо с жизнью одежки, однако ущерб сегодняшнему вечеру был нанесен просто-таки колоссальный. Колоссальный! И одно это слово с сожалением в голосе хотелось смаковать, как Элли Драйвер. Но в принципе убийство противника тоже сойдет за компенсацию морального вреда.

- С тех самых пор, как пропускают павлинов из зоопарка.
Шарлиз не была столь тонка и искусна в своих оскорбительных намеках, зато окружающие эту шпильку поняли и переварили в отличие от глубокомысленных отсылок, по всей видимости, знатока или рьяно переживавшего проблемы по этой части мужчины к проституткам. Роксфорд тоже относилась к той категории людей, что весьма не сдержаны в своих проявлениях эмоций. Более того, Шарлотта даже походила чем-то на того самого Шерлока Я-не-психопат-а-активный-социопат Холмса, которого играл британец с непроизносимой вслух фамилией, который, со слов его верного товарища, Бога переживет, лишь бы последнее слово осталось за ним. Девушка при всём своем пылком характере и рвении донести до обидчика то, какая он в сущности мерзостная невоспитанная дрянь в глазах этой чистой и непорочной златовласой нимфы, вряд ли побежала бы за горделиво удаляющимся Чарльзом, осыпая его ещё каким-нибудь проклятьями и едкими фразочками – ей вполне хватило того, что она успела сказать пусть и в спину, ведь мужчина определенно точно должен был её услышать. А если не услышал… Что ж, вместо аукционов такого уровня ему следует побывать у врача, а заодно поговорить с психологом в перерывах между обсуждениями синдрома нарцисса-всезнайки (Шарлиз недавно читала статейку о подобном и легко поставила Фостеру диагноз вдобавок к «мудизму») о тяге к продажным субъектам, вполне возможно, обоснованной отсутствием женского внимания. Ну, мало ли.
Отставив бокал так и не распитого шампанского, чертыхаясь про себя, как последний моряк, мисс Роксфорд поспешила ретироваться в дамскую комнату, дабы воззвать к какому-нибудь богу воды и попытаться минимизировать потери и перебить запах шампанского, который тянулся за девушкой легким шлейфом, будто она знатно перебрала игристого вина задолго до начала аукциона.
«О, поверь, я тебе не только чек за оскорбление моей тонкой натуры вдогонку впаяю», - гневно думала блондинка, яростно утрамбовывая визитку в свою сумочку. О том, чтобы попасть на начало торгов не могло быть и речи – дамская комната как всегда была переполнена, и лишь объявление об открытии аукциона заставило особей женского пола ускакать в известном направлении, дабы чинно стоять подле богатых спутников или клянчить что-то с видом знатока. Шарлиз презрительно фыркнула, едва последняя особа покинула помещение – сегодня собрался на удивление богатый и неразборчивый контингент, неудивительно, что именно сегодня она увидела своего давнего знакомого.

Протискиваясь сквозь народ к мистеру Фелтону, которому, как персоне особой, достались места в первом ряду среди важных персон, Шарлотта бегло посмотрела на изображение позади ведущего, выдергивая из памяти приблизительным список, согласно коему будут представлены лоты. По всей видимости, она пропустила порядка пяти предметов – досадно, но не настолько, чтобы действительно сокрушаться. Подходя к своему месту, Лотти к своему неудовольствию увидела неподалеку нового знакомого, которому достался изничтожающий взгляд прищуренных глаз.
«Мерзкий гоблин».
Роксфорд присела рядом со своим спутником, после чего склонилась к нему, дабы поинтересоваться не знает ли он случаем вон того господина, сидящего через два места от них.
- О нет, его я не знаю, а вот его друга видел неоднократно, но лично не знаком. По-моему, он всегда тяготел к полотнам вроде работ Дега.
Блондинка неспешно обратила свой взор к сопровождающему живому сдерживающему фактору. Еврея не обошло стороной внимание к его особе, и, когда они встретились взглядами, Шарлотта мило улыбнулась ему, как старому товарищу. Быть может, знакомство с Чарльзом действительно роднит. После чего девушка повернулась к ведущему, будто бы вся ушла в аукцион – как раз выносили новый лот, картину, проданную на этом же самом месте восемь лет назад за бешеные деньги, «Уличная сценка. Берлин». То было, по скромному мнению Шарлотты, не образцом изобразительного искусства, но стартовая цена в 40 миллионов отнюдь её не удивила.

Шарлиз проигнорировала улыбочку нового знакомого, отдающую самодовольством и ехидством. И не надо было обладать колоссальным количеством серого вещества в своей черепной коробке, чтобы догадаться, о чем именно думал этот владелец заводов, газет, пароходов, но закатывать глаза и фыркать было бы слишком неприлично даже для Роксфорд.
Чарльз Фостер за неимением достоверной информации, основываясь лишь на своих глубокомысленных размышлениях, которые, наверное, он сам считал венцом дедуктивного мышления, были излишне критичны и далеки от реальности, к сожалению или даже к счастью. С легкой руки миллиардер, как бы плейбой и квазифилантроп наградил милого, уважаемого и почтенного мистера Фелтона тягой к молоденьким девицам, что не блещут умом, а саму Шарлотту не менее милую, но куда менее уважаемую и почтенную, одарил мозгом размером с грецкий орех, чего вполне как раз должно было хватать на обеспечение жизненно важных функций организма на уровне инстинктов, а голова служила лишь предметом, на который водружались красивые шляпки и у которого имеется отверстие, открываемое при необходимости или в моменты несдержанности, как несколько минутами ранее. При всем при этом выходила весьма забавная ситуация: старичок пришел с юной по своим меркам девушкой, тогда как сам Чарльз привел с собой старого еврея, что наглядно демонстрировал всем своим видом, что ему как минимум угрожали и как максимум обещали денег за сопровождение. И вот вопрос о жалости вдруг меняет направление быстрее, чем меняются лоты.
За картиной следует то, что весьма проблематично отнести к искусству, хотя отдельные проявления такового и были непосредственно на самом предмете, но основным объектом торгов выступала историческая ценность, нежели сам факт декора куска стены. Шарлотта обычно причисляла себя к людям сведущим во всей этой творческой галиматье, однако многого не понимала и не находила стыдным признаться в этом. Она не понимала большую часть модных и чрезмерно пафосных перформансов, инсталляций и прочих веяний современного искусства, отказываясь видеть скрытый смысл в том, что кто-то обмазывается краской, а потом валяется на ватмане и называет это шедевром. Вот и сейчас приверженца старой школы вводило в недоумение то, что был выставлен кусок Берлинской стены. Шарлиз исторической ценности не отрицала, но и смысла хранить у себя на полочке не видела, только если ты не выходец из ГДР. Чарльз Фостер меньше всех был похож на того, кого можно связать с восточной частью Германии, однако он внезапно проявил интерес к сему экспонату.
Кто-то позади вдруг перебивает цену Чака, а блондинка краем глаза замечает, как в нерешительности дернулся новоиспеченный политик, завсегдатай таких мероприятий, но больше скряга, жаждущий найти одобрения у общества за просто так, нежели фанат сорить деньгами. Но сейчас должность вроде как обязывала. Шарлотта повернулась к нему с самой очаровательной улыбкой.
В голове у мисс Роксфорд что-то щелкнуло, раздался зловещий смех на фоне молнии и грома. Нет, это было не начало шизофрении или иного психического расстройства.
- Не сомневайтесь, мистер Берк. Это, действительно, превосходное украшение любой коллекции, способное показать исключительную любовь к истории и тонкий вкус обладателя.
- Два!
Секундное замешательство, ведущий уже занес молоточек, как мистер Берк, к удовольствию златовласки подключается в игру.
- Вы не пожалеете, уверяю вас. Эта вещь в какой-то мере бесценна.
Была ли Шарлотта уверена в том, что делает? Ноуп, никоим образом. Но это было лишь аперитив, чтобы до конца понять с кем имеет дело. Ну и заодно помочь старому другу.

Берк славно поддавался на манипуляции, настолько славно, что даже не стоило уделять время на дрессировку. Радовало одно – у него были хорошие спонсоры, и можно было ещё попинать эту дойную корову для своих целей. Поэтому Шарлиз одарила выдвинувшегося республиканца самой очаровательной улыбкой из своего арсенала, подкрепляя сей неидеальный в глазах кого-то жест, восхищением во взгляде, возложив свою прохладную ладошку на руку мужчины, игнорируя безмолвное негодование миссис Берк, дамы той самой третьей молодости.
- Великолепное решение, а какой вклад в искусство и историю будущего сенатора, - нежно, понизив тон, сказала Роксфорд так, будто не сомневалась ни в блестящем будущем политика, ни в его вкладе, что был по сути лишь денежным пшиком в воздух, которому вряд ли СМИ уделят должное внимание, а общественность – тем более.
То, что Фостер вдруг отказался от борьбы, было немного странно, и, искоса глянув в сторону невоспитанного богача, заметила, как он разговаривает со своим спутником еврейского происхождения – основная причина взвешенных решений сегодня, просто чудо.
Шел лот за лотом, Шарлотта изредка перекидывалась фразами с мистером Фелтоном и Берком, но следила за происходящим без особого интереса, уже примерно представляя, кто, сколько и за что отвалит, так что особой интриги не было. Ну разве что появление Чарльза Фостера, такие засранцы вечно появляются внезапно и без предупреждения – всё же мир ценителей искусства был недостаточно велик (к вопросу о будущем обсуждении необходимости делать продукты творчества общедоступными предметами), а те, кого приглашали, редко сорили деньгами по-крупному, больше создавая атмосферу, привлекая собой других личностей и параллельно укрепляя веру общественности в кристальную чистоту своих помыслов, так сказать и плюсик в карму, и без особого ущерба для кармана на улучшателей имиджа. Недоделанный Оби Ван Кеноби, на скромный взгляд Шарлотты Роксфорд, был именно таким фруктом – купил одну картину, а дальше можно из спортивного интереса помахать табличкой. Не беда, даже если почешет нос и приобретет ещё один шедевр: Фостер же не какой-то республиканец.
Лотти фыркнула, не понимая, что раздражают её в Чарльзе именно те черты, которые ей легко можно было прочесть в себе. Но какой дурак будет искать собственные огрехи и заниматься самобичеванием? Право слово, она же не в монастыре и не баллотируется в Конгресс, чтоб заниматься такой ерундой, похожей на попытку причислить сбя к лику святых.
К Концу аукциона чувствовалась всеобщая усталость, а не только у бессменного ведущего. Гостей манило красиво слово «afterparty», и некоторые даже незаметно покидали зал. Когда же вынесли одно из последних полотен, впервые вверх поднялась рука мисс Роксфорд. Разумеется, не пустая, а с неозвученным предложением взять на себя непосильную ношу в виде сего творения.

Отредактировано Charlotte Roxford (2017-03-03 21:50:11)